Всё подозрительно, и всё его тревожит: Чуть ночью кошка заскребет, Ему уж кажется, что вор к нему идет: Похолодеет весь, и ухо он приложит, Ну, словом, жизнь пошла, хоть кинуться в реку. Сапожник бился, бился И наконец за ум хватился: Бежит с мешком к Откупщику И говорит: «Спасибо на приятстве; Вот твой мешок, возьми его назад: Я до него не знал, как худо спят. Живи ты при своем богатстве: А мне, за песни и за сон, Не надобен ни миллион».
Крестьянин в беде
К Крестьянину на двор Залез осенней ночью вор; Забрался в клеть и, на просторе, Обшаря стены все, и пол, и потолок, Покрал бессовестно, что мог: И то сказать, какая совесть в воре! Ну так, что наш мужик, бедняк, Богатым лег, а с голью встал такою, Хоть по-миру поди с сумою; Не дай бог никому проснуться худо так! Крестьянин тужит и горюет, Родню сзывает и друзей, Соседей всех и кумовей. «Нельзя ли», говорит: «помочь беде моей?» Тут всякий с мужиком толкует, И умный свой дает совет. Кум Карпыч говорит: «Эх, свет! Не надобно было тебе по миру славить, Что столько ты богат». Сват Климыч говорит: «Вперед, мой милый сват, Старайся клеть к избе гораздо ближе ставить».— «Эх, братцы, это всё не так», Сосед толкует Фока: «не то беда, что клеть далека, Да надо на дворе лихих держать собак; Возьми-ка у меня щенка любого От жучки: я бы рад соседа дорогого От сердца наделить, Чем их топить». И словом, от родни и от друзей любезных Советов тысячу надавано полезных, Кто сколько мог, А делом ни один бедняжке не помог.
На свете таково ж: коль в нужду попадешься, Отведай сунуться к друзьям: Начнут советовать и вкось тебе, и впрямь: А чуть о помощи на деле заикнешься, То лучший друг И нем и глух.
Хозяин и мыши
Коль в доме станут воровать, А нет прилики вору, То берегись клепать, Или наказывать всех сплошь и без разбору: Ты вора этим не уймешь И не исправишь, А только добрых слуг с двора бежать заставишь, И от меньшой беды в большую попадешь.
Купчина выстроил анбары И в них поклал съестные все товары. А чтоб мышиный род ему не навредил, Так он полицию из кошек учредил. Спокоен от Мышей Купчина; По кладовым и день и ночь дозор; И всё бы хорошо, да сделалась причина: В дозорных появился вор. У кошек, как у нас (кто этого не знает?), Не без греха в надсмотрщиках бывает. Тут, чем бы вора подстеречь И наказать его, а правых поберечь, Хозяин мой велел всех кошек пересечь. Услыша приговор такой замысловатый, И правый тут, и виноватый Скорей с двора долой. Без кошек стал Купчина мой. А Мыши лишь того и ждали, и хотели: Лишь кошки вон, они – в анбар, И в две иль три недели Поели весь товар.
Слон и моська
По улицам Слона водили, Как видно напоказ — Известно, что Слоны в диковинку у нас — Так за Слоном толпы зевак ходили. Отколе ни возьмись, навстречу Моська им. Увидевши Слона, ну на него метаться, И лаять, и визжать, и рваться, Ну, так и лезет в драку с ним. «Соседка, перестань срамиться», Ей шавка говорит: «тебе ль с Слоном возиться? Смотри, уж ты хрипишь, а он себе идет Вперед И лаю твоего совсем не примечает».— «Эх, эх!» ей Моська отвечает: «Вот то-то мне и духу придает, Что я, совсем без драки, Могу попасть в большие забияки.
Пускай же говорят собаки: «Ай, Моська! знать она сильна, Что лает на Слона!»
Волк и волченок
Волченка Волк, начав помалу приучать Отцовским промыслом питаться, Послал его опушкой прогуляться; А между тем велел прилежней примечать, Нельзя ль где счастья им отведать, Хоть, захватя греха, На счет бы пастуха Позавтракать иль пообедать! Приходит ученик домой И говорит: «Пойдем скорей со мной! Обед готов; ничто не может быть вернее: Там под горой Пасут овец, одна другой жирнее; Любую стоит лишь унесть И съесть; А стадо таково, что трудно перечесть».— «Постой-ка», Волк сказал: «сперва мне ведать надо, Каков пастух у стада?» — «Хоть говорят, что он Не плох, заботлив и умен, Однако стадо я обшел со всех сторон И высмотрел собак: они совсем не жирны, И плохи, кажется, и смирны».— «Меня так этот слух», Волк старый говорит: «не очень к стаду манит; Коль подлинно не плох пастух, Так он плохих собак держать не станет. Тут тотчас попадешь в беду! Пойдем-ка, я тебя на стадо наведу, Где сбережем верней мы наши шкуры: Хотя при стаде том и множество собак, Да сам пастух дурак; А где пастух дурак, там и собаки дуры».
Обезьяна
Как хочешь ты трудись; Но приобресть не льстись Ни благодарности, ни славы, Коль нет в твоих трудах ни пользы, ни забавы.
Крестьянин на заре с сохой Над полосой своей трудился; Трудился так крестьянин мой, Что градом пот с него катился: Мужик работник был прямой. Зато, кто мимо ни проходит, От всех ему: спасибо, исполать! Мартышку это в зависть вводит. Хвалы приманчивы, – как их не пожелать! Мартышка вздумала трудиться: Нашла чурбан, и ну над ним возиться! Хлопот Мартышке полон рот: Чурбан она то понесет, То так, то сяк его обхватит, То поволочет, то покатит; Рекой с бедняжки льется пот; И наконец она, пыхтя, насилу дышит: А всё ни от кого похвал себе не слышит. И не диковинка, мой свет! Трудишься много ты, да пользы в этом нет.
Мешок
В прихожей на полу, В углу, Пустой мешок валялся. У самых низких слуг Он на обтирку ног нередко помыкался; Как вдруг Мешок наш в честь попался И весь червонцами набит, В окованном ларце в сохранности лежит. Хозяин сам его лелеет, И бережет Мешок он так, Что на него никак Ни ветер не пахнет, ни муха сесть не смеет; А сверх того с Мешком Весь город стал знаком. Приятель ли к хозяину приходит: Охотно о Мешке речь ласкову заводит; А ежели Мешок открыт, То всякий на него умильно так глядит; Когда же кто к нему подсядет, То верно уж его потреплет иль погладит. Увидя, что у всех он стал в такой чести, Мешок завеличался, Заумничал, зазнался, Мешок заговорил и начал вздор нести; О всем и рядит он и судит: И то не так, И тот дурак, И из того-то худо будет. Все только слушают его, разинув рот; Хоть он такую дичь несет, Что уши вянут: Но у людей, к несчастью, тот порок, Что им с червонцами Мешок Что ни скажи, всему дивиться станут. Но долго ль был Мешок в чести и слыл с умом, И долго ли его ласкали? Пока все из него червонцы потаскали; А там он выброшен, и слуху нет о нем.